Весьма.. весьма напряженно прошел переход, который для здорового зверя не доставлял бы ровным счётом никаких проблем и занял бы от силы час. Здесь же пытка натужными нетвердыми шагами длилась, как показалось, целую вечность в пару часовых циферблатов, растягивая секунды до минут. Натруженные, ноющие от повышенной нагрузки мышцы, сбившийся пульс, нервный задыхающийся клубок, бьющийся о костяные прутья грудной клетки, пусть даже и помогало чужое плечо, о которое можно было опереться, когда накатывал сумеречный омут полузабытья.
Чужоое.. чувствуете? У этого слова свой определенный вкус.
Именно из-за него, из-за ощущения неприятия сократившего дистанцию комка костей и плоти, собственной немощности и общего дурманящего фона, в горле, затаившись, укоренилось немое рычание. Незаметное со стороны, но весьма ощутимое самой волчице. Скребущее глотку выводком кошек.
А потом - прошло, смазалось, забылось..
Лапа онемела, а по ощущениям парализовало и окружающий мир. Поблек, поплыл серыми тонами. Видимо, давал о себе знать тот наркотик, заботливо принесенный Келем. Впрочем, неважно. Дойти бы. Конечности заплетались, тремя непослушными скользкими ужами (и одним недееспособным змием) расползаясь в стороны. Подождите, негодные, угнаться бы за вами..
В один прекрасный момент Вереск юзом повело в сторону - к несчастью, противоположную от рыжего, - и неласково впечатало боком в ствол поваленного дерева, выбив воздух из лёгких. Дергаться и спорить с силой притяжения не хотелось, волчица вытянулась на терпко пахнущей  перегноем земле, апатично разглядывая поросшие клочками мха извивы коры. Думать не представлялось возможным, чувствовать тоже. После беладонны (или чем там её изволили накормить?) ощущалось только чуднОе единение с тем-самым-миром - вот-вот, и сольется белая шкура с серым торфом и короткой жухлой порослью папоротника.

Арр.. арр! Как же странно всё это. Дождевые капли, до этого вольно
струящиеся вниз по намокшей шерсти, отливали стальной глянцевой эмалью, как леденцы в кондитерских лавках. Земляной бархат травяного ковра потемнел, впитывая свет. Померкло небо, неудачная в плане выдержки-диафрагмы фотография, иначе сложно назвать. Зрение обострилось до выборочного: сумасшедшим буйством красок означился потертый временем визуально тёплый бок поваленного дуба, о который так немилосердно приложило Вереск. Лохмотья мха кислотной гаммы осветленных оттенков чёрно-болотного, целая охапка охряно-алых резных листьев. Шум дождя слился с обычным лесным фоном в несмолкающий гул, всё нарастающий угрожающей волной, прерывающейся оглушительным треском шагов сопровождающего волка.
В бок ненавязчиво, но весьма настойчиво ткнулся нос рыжего, выводя из ступора. Шелест оглянулась, с трудом поворачивая голову - мышцы свело,  как каменные, - прищурилась против тусклого света, ранящего расширенные зрачки. И без того огненная шкура Келя была источником какого-то жёлтого тепла, окружавшего хищника расплывчатым ореолом, похожим образом светятся ночные болота, только здесь иное, близкое по цвету с медовым летним рассветом. Чёрт бы побрал эту лирику, когда так плохо... Ломило виски, настырная тянущая головная боль добиралась до самого затылка, каленым железом галлюцинаций выжигало глаза. 
С грехом пополам, Вереск поднялась на трясущиеся лапы, несколько неверных шагов на с трудом поддающихся управлению свыше конечностях, и хищница, чуть пригнувшись (не возникало надобности, и так согбенные плечи и низко опущенная голова), заправским пловцом нырнула в темноту провала, тут же затопившую лёгкие душным дымным запахом мокрого дерева. Довольно тесно, сравнимо с узким лазом-норой, пространства только на то, чтоб свернуться компактней и переждать непогоду.
Обессилено тяжело вздохнув, волчица забилась в дальний угол, уткнувшись лбом в дубовый "бок", хранящий летнее тепло. Больно, трудно, непривычно.. Шелест лихорадило, бросая то в жар, то в холод, впрочем, второе уже не могло впечатлить. Непроизвольной судорогой подергивались мышцы. Ох, зря она пошла на поводу у Келя, по щенячьей наивности выдававшего отраву за целебный корень. Приняв ту в количестве очевидной передозировки, обеспечила себе веселого будущего на неопределенный промежуток времени.
Не заснула, скорее, просто провалилась в обморочное забытье, из признаков жизни только легкое поверхностное дыхание.

/начало отыгрыша/

Холодно... Холодно. Холодно? Да, черт возьми, холодно, даже в густой шерсти. Погода в конец решила убить все хорошие мысли, которые были не частыми гостьями серого волка. Поэтому, нахмурившись, что для данного волка означало крайнюю степень раздражения, Верге шел дальше. Его мятежная душа радовалась, а разум вопил о том, что он скорее заработает себе болезнь и, как минимум, пару суток будет валяться едва ли не на краю обморока и реальности, борясь с хворью. Но что же сделать? Не рыть же себе яму, где попало. Надо протерпеть такую погоду и найти убежище. Поскорее бы...
Осторожно передвигаясь, чувствуя под лапами влагу и холодок, отчего по шерсти шли назойливые мурашки, а шерсть вставала едва ли не дыбом, волк вглядывался впереди себя, высматривая место, где бы можно было приютиться. «О! Нашел. Но что-то не так... Что за рыжее пятно?». Верге всматривался, но, увы, ничего не видел – слишком далеко. Поэтому, не долго раздумывая, пустился в бег. Не то, чтобы он очень спешил, но знаю способность тела нагреваться при интенсивном передвижении, Край пришел к выводу, что неплохо было бы и пробежаться – чем быстрее приблизишься, тем быстрее поймешь, что там такое около поваленного дерева.
Через пару минут, что показались волку мгновением, он обнаружил, что уже стоит напротив небольшого зверя, что лежит у входа, видимо защищая кого-то, кто был внутри. «Мм... чую запах двоих. Один – принадлежит, по видимому, этому волку, а другой – тому, кто внутри. Ну что же. Сейчас посмотрим, что выйдет из моей затеи спрятаться и отогреться». Верге взглянул на рыжего, что был точно так же промокшим и выглядел сейчас просто... жалко. Но, серый от него не слишком-то и отличался. Сам был точно таким же мокрым, облепленным потемневшей от влаги шерстью.
- По видимому, ты вряд ли меня пустишь отогреться во внутрь. Так ведь? – Верге старался быть осторожным, ибо ввязываться в драку сейчас не имело смысла – все же, он не знал, кто в середине – живой или мертвый, а против двоих драться – равняется, если не самоубийству, так просто тратой шерсти, крови и сил. «Интересно, а чего это он лежит при входе? Холодно ведь... Или внутри настолько места мало? Мда, повезло тебе, серый. В следующий раз не буду идти вперед, надеясь, что успею до дождя, а спрячусь в ближайшем теплом месте и пережду непогоду». Волк фыркнул и не сдвинулся с места, ожидая ответа на свой вопрос и с интересом рассматривая рыжего.

«Холодно. Холодно. Холодно...» Мысли в голове не менялись. И тело тому было примером – светло-серый дрожал. Дрожал сильно, едва ли не извиваясь от холода и ветра. И очень удивленно смотрел на волка, что отошел от входа в дупло поваленного дуба и спокойно смотрел на Верге. Даже улыбнулся. «Хмм... по видимому, я иногда ошибаюсь на счет того, какими бывают волки в нынешнее время. Хотя...».
- Спасибо большое. Я - Верге. – волк благодарно пригнул голову в кивке и осторожно шагнул к ‘входу’. Прямо перед тем как зайти он постарался ‘скинуть’ с себя влагу и отряхнуться от мокрых капель, что оседали на шерсти. Конечно, сухим просунуться в дупло не получилось, но, во всяком случае, волк был менее влажным.
Постаравшись не трогать тело волчицы, которое было тоже светлым, что и сам Край, волк умостился около стенки и принялся слизывать с груди и бока влагу, чтобы хоть как-то разогнать кровь и высушиться. Чтобы согреться.
- Прости, конечно, в другое бы время я не подошел к тебе и к твоей... спутнице, но так уж случилось – я не обдуманно ринулся в путь, а тут, как назло, дождь. – постарался оправдаться светлый. Конечно, ему было не очень приятно с одной стороны – все же он в прямом смысле фразы, выпросил у совершенно незнакомого волка место в тепле, но с другой стороны... он был благодарен ему. Все же – можно и так сказать, - он спас Верге.
Светлый взглянул на волчицу, что лежала прямо перед носом, ибо места было крайне мало, и понял, что ей совсем худо. Верге осторожно дотронулся кончиком носа к ее шерсти и понял, что ее шерсть тоже оставалась немного, но влажной. И волчица сама по явно чувствовала себя плохо. Дотронувшись языком к ее шерсти, светлый проделал схожую ‘операцию’, что делал за пару мгновений до этого со своей шкурой, вылизывая и помогая шерсти избавиться от влаги. А так же хотя бы немного показать, что он явно не собирается своим ‘спасителям’ навредить.
Осторожный взгляд был пущен на рыжего, что впустил его в тепло и темноту дупла, а краем глаза Верге все еще наблюдал за волчицей, которая находилась явно в обморочном состоянии. Светлый неотрывно рассматривал самца, а потом вернулся к ‘сушке’ своей шерсти. На этот раз, он решил, что пока что хватит доказывать свою осторожность в действиях и явном нежелании драться. Он просто хотел... помочь.